В Арангене мне открылась новая истина: я ненавижу путешествовать. Ну вылазка на день-два с возможностью комфортного ночлега и непременной парой чистых носков – туда-сюда, а день за днем катиться по сельской местности, даже не зная, где остановишься в следующий раз… Чистое извращение. В Краухарде вообще не бывает бродяг (климат не тот), а жизнь в городе быстро приучила меня к водопроводу и канализации. Да что там, я даже завтраки сам себе готовить перестал! Возвращение к девственной природе не вызывало ничего, кроме раздражения. Первые пару дней меня утешали физиономии арангенских селян, шокированных видом мотоцикла, но потом черная натура взяла верх, я начал брюзжать и ко всему придираться. Просто чудо, что мне достался спутник под блокиратором!
Исчезновение Источника разбудило в Соркаре бездну запасливости и осторожности (а может, он всегда был таким), чистильщик набрал с собой в дорогу столько барахла, что у меня просто челюсть отпала. Ну я понимаю, личное имущество, но полпуда харчей, снадобья от чиха, котелки, одеяла, и Шорох знает какие еще «жизненно необходимые» мелочи… Хотя не исключено, что он просто знал здешнюю специфику лучше меня – арангенская глубинка была решительно неприспособлена для путешествий. Гостиниц на нашем пути вообще не попадалось (может, они есть где-то рядом с трактом), ночевать приходилось в частных домах, а жили арангенские селяне даже беднее, чем краухардские (что стало для меня откровением). В смысле – кучно, грязно и по старинке, запасного одеяла в семье могло вообще не быть, либо оно пребывало в таком состоянии, что пальцем прикоснуться боязно. Осознав реалии, я стал выбирать для ночлега сено и сарай. Соркар сунулся спать в доме (забыл, болезный, что Источник тю-тю) и потом весь исчесался – клопы! Защитного амулета у него не было. Интересно, как местные такое терпят. Ладно, маги среди них не живут, но неужели нельзя мебель клопобойным порошком обкурить? Он стоит гроши!
Сильно разгоняться на перегруженном мотоцикле я не решался. Раздобыть топливное масло каждый раз было целой проблемой, спирт тут употребляли исключительно внутрь, а табличек с названиями улиц нигде не вешали. Смысл? Если большинство селян неграмотные. Когда я пытался представить, что напишу в отчете для Ларкеса, ни одного цензурного слова на ум не приходило.
Единственным развлечением за все время пути стало зрелище пепелища, на которое меня занесло по милости Соркара. Впервые увидел, как сгорают строения, вообще ничем не защищенные от огня, – просто в хлам (в Краухарде даже от дровяных сараев больше остается). Впрочем, на качество ночлега конфуз проводника не повлиял.
Я забрался в уцелевший сад в поисках мяты и яблок для будущего чая, Макс что-то вынюхивал у ворот, а Соркар пытался определить, спасся ли хоть кто-то, и не затоптать при этом возможные улики. Среди головешек можно было разглядеть нечто напоминавшее обугленные туши людей и животных. Мы дружно сделали вид, что ничего не заметили – фиг знает, где искать местную полицию, а потом еще показания давать, протоколы подписывать, да что констеблю в голову взбредет… Лежали они здесь мертвые и еще полежат.
– Говорили же им – осторожней! – сокрушался чистильщик, когда мы разбили лагерь подальше от этого крематория.
Как оказалось, здесь жил единственный обнаруженный надзором черный – сын хозяина фермы. Я только плечами пожал. На мой взгляд, результатом стихийного Обретения пожар не был – остаточная аура не та. Интересно, а противопожарные нормы здесь игнорируют так же, как магические?
К концу путешествия студенческое общежитие вспоминалось мной как волшебный сон. (Ну, почему, почему я не поехал с Ридзером? Ни за что не поверю, что армейские маги выступили бы в поход, не обеспечив себе нормальных условий!) Мы находились в пути пять дней, и Соркар божился, что в Гиладе мы окажемся к обеду. Я ему верил, потому что врать чистильщику было не с руки: куда бы мы ни приехали, попадем-то мы туда вместе.
Аранген закончился как кошмар – внезапно. Горизонт незаметно разбился на холмы и словно приблизился, долина резко ушла вниз, а дальше, за слоистыми уступами (словно раскрытой летописью геологических эпох) лежал Восточный океан, не имевший ничего общего с северным морем. Вроде бы и то, и то – вода, а какая разница! Цвет был не серо-стальной и даже не синий, а какой-то бирюзовый, горизонт почти не различался: влажная дымка смазывала границу между небом и землей, отчего океан казался кусочком сна. Мне не удалось побороть искушение остановить мотоцикл на гребне последнего холма и пять минут совершенно по-дурацки наблюдать за движением белых барашков. Я вспоминал холодные туманы острова Короля и понимал, насколько жизнь несправедлива: кому-то – все, а кому-то – ничего.
– Шикарно, – сказал за моей спиной Соркар, – только купаться сложно – волна высокая и медузы.
Я хмыкнул. Не знаю, может, кому-то это и доставляет удовольствие, а у меня соленая вода вызывает исключительно нездоровые ассоциации.
Ставшая заметно оживленней дорога осторожными изгибами уходила вниз, в конце ее, на берегу неглубокой бухты, раскинулся Гилад, город с непередаваемым ароматом рыбной лавки. Расчет чистильщика оказался верен – на место мы попали к обеду и работодателей моих отыскали, практически ни с кем не поругавшись. Организация с двусмысленным названием «Шестая партия» базировалась в трактире (очень предусмотрительно, на мой взгляд). Доброжелатели советовали мне обратиться к какому-то Барраю, но на документах значилось «Д. Нурсен», и я намеревался найти именно его.